Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn] - Франсин Риверс

— Где Халев? — спросил он, снова сверкнув глазами. — Ты отнесла его к Рицпе?

— Я отнесла его к Марте. Его еще не отняли от груди.

— Он уже достаточно вырос.

— Он и без того растерян и напуган.

— Как хочешь, — сказал Атрет, проведя пальцами по волосам. — Делай, что считаешь нужным, только не отдавай его Рицпе. Как бы она ни умоляла, не давай ей даже прикасаться к нему.

— Она ко мне не приходила. Она не умоляла. Она…

— Хватит! Смотри за мальчиком и оставь меня в покое!

Вар разнес по деревне весть о том, что Атрет выгнал Рицпу из дома, потому что она не захотела говорить ему, кто убил римлянина. Никто не понимал ее мотивов, и, в первую очередь, Вар, который разнес эту весть. И почему эта ионийка не хочет мстить за человека, который был ей так же дорог, как и Атрет? Это просто не укладывалось в голове. Ее логика не поддавалась никакому объяснению. Может быть, она сошла с ума от горя?

И только Атрет знал, что это не сумасшествие. Все дело в ее упрямстве. И, понимая это, сердился еще больше.

Жители деревни теперь практически ни о чем другом и не говорили, хотя и старались делать это так, чтобы Атрет не услышал.

На двенадцатый день Фрейя дождалась, когда Атрет с Юзипием уйдут на охоту. Потом она направилась по тропе, проторенной от их длинного дома до лощины, где был построен грубенхауз Феофила. Выйдя на поляну, она увидела Рицпу, работающую в саду. Та выглядела обыкновенно, как любая другая молодая женщина, занимающаяся повседневными хозяйственными делами, и только подойдя к ней ближе, Фрейя услышала, как Рицпа, пропалывая посадки, разговаривает сама с собой. Бедная женщина, наверное, сошла с ума.

— Рицпа? — осторожно окликнула Фрейя.

Та удивленно оглянулась, и Фрейя увидела на левой части ее лица ужасный желтеющий кровоподтек.

— Ты меня напугала, — сказала Рицпа и выпрямилась. Тыльной стороной ладони она убрала с лица свои темные волосы. — Тебя послал Атрет?

От взгляда Рицпы, в котором было столько надежды, у Фрейи защемило сердце.

— Нет.

— О-о, — тихо вздохнула Рицпа, посмотрев в сторону деревни. На какое–то мгновение она закрыла глаза, борясь со слезами, потом снова повернулась к Фрейе. Она почувствовала, что эта женщина испытывает неловкость и сострадание, и улыбнулась ей. — Как Халев?

— О нем заботится Марта.

Рицпа кивнула.

— Я знала, что в этом тебе можно довериться, — только и сказала она, и в ее улыбке было столько благодарности. Она не сказала ни слова протеста, жалобы или возмущения, но Фрейя понимала, каково ей здесь в полном одиночестве. Рицпа вовсе не была сумасшедшей. В ней была решимость настоять на своем. Она обладала своим видением жизни, и ее ничто не могло поколебать Фрейю охватило желание понять ее.

— Почему ты не говоришь Атрету, кто убил Феофила?

— Потому что тогда он убьет того человека.

— Разве это не логично?

— А тебе хочется еще больше крови?

— Конечно, нет, но нельзя же покрывать убийцу.

— Я и не покрываю, мать Фрейя. — Рицпа подумала про церемониальный нож, спрятанный в дереве. — Вглядевшись внимательно в лицо Фрейи, чтобы понять, не хитрит ли она, Рицпа ничего подозрительного в ней не увидела. Она подумала, не показать ли ей этот нож, чтобы выяснить, кто стоит за убийством — Гундрид или Аномия, но потом решила не делать этого. Тогда умрет не только Рольф. Сколько еще смертей за этим последует?

— Я хочу понять тебя, — сказала Фрейя.

— Феофил велел мне не говорить Атрету, кто это был, — сказала Рицпа.

— Но почему? Этот римлянин наверняка захотел бы, чтобы его смерть была отмщена.

— Нет, — Рицпа мягко улыбнулась. — Иисус простил тех, кто Его распял. Феофил простил того, кто убил его. И я могу пойти только по этому пути.

— Атрет не может.

— Сможет, если захочет.

— Но он не захочет. Не в его природе прощать так, как это делаешь ты. И вообще не в природе хаттов.

— Это вообще не в природе человека, госпожа Фрейя, — но это в Божьей воле. — Глаза Рицпы снова наполнились слезами. — Во Христе возможно все, можно даже изменить сердце человека. И я постоянно молюсь о том, чтобы Христос изменил сердце Атрета. И мое. — Рицпа не могла просить Бога сделать в жизни Атрета что–то такое, чего не хотела в собственной жизни.

Фрейя хотела принести ей что–нибудь — хлеб, сыр, теплую одежду.

Рицпа видела, в каком она затруднении, и улыбнулась.

— Со мной Господь, мать Фрейя.

Фрейя почувствовала, как ей стало тепло от слов Рицпы, и увидела, с каким спокойствием эта женщина принимает все, с чем ей приходится сталкиваться в своей жизни. Как такое возможно?

— Но ведь неправильно, что наказание терпишь только ты одна.

— Я тоже сначала подумала об этом, но это не так. Это не наказание. Это война. Феофил сражался против сил тьмы, которые живут в этих местах, а теперь я должна занять его место.

Фрейя побледнела и отпрянула.

Рицпа увидела, что она боится.

— Ты ведь прекрасно знаешь, о чем я говорю. По твоим глазам я вижу, что ты все понимаешь. И тебе страшно. Но я говорю тебе: любовь Христа изгоняет из нас страх, мать Фрейя. И если ты позволишь Иисусу искупить тебя, тебе больше не нужно будет ничего бояться.

— Я пришла сюда не для того, чтобы говорить о твоем Боге, — сказала Фрейя, испытав смятение от тех чувств, которые ее охватили, и подумав, что за сила заставляет ее трепетать при одном упоминании имени Иисуса. Она ухватилась за свой янтарный амулет, призванный защищать ее, чтобы этот Дух больше никогда к ней не приходил.

Никогда она еще не испытывала подобных чувств.

Рицпа с состраданием смотрела на ее мучения.

— Господь выведет на свет все, что сокрыто во тьме, и откроет помыслы человеческого сердца. — Или этой женщины. Рицпе стало интересно, причастна ли хоть в какой–то степени Фрейя к этой трагедии, и знала, что если да, то им обеим будет тяжело осознать это. — И я не могу наставить Атрета на путь убийства. И не стану этого делать. Если он даже и решится на это, то я к этому никогда не буду причастна.

Фрейя понимала, что дальше говорить с ней бесполезно. Эта молодая женщина неуклонно выполняла свою непонятную задачу. И какой бы странной она ни казалась, было видно, что она стремится защитить Атрета от самого себя, а не обидеть его. Что ж, надо только дать ей время, и она поймет, что вражда и кровная месть прочно укоренились в их жизни.

— Мне жаль, что твой друг убит, — совершенно искренне сказала Фрейя. — Он не был похож на других римлян. — Видя, как глаза Рицпы снова наполняются слезами, она пожалела, что заговорила на эту тему. — Я вовсе не хотела причинять тебе боль, Рицпа, просто я хотела посмотреть, могу ли я что–нибудь сделать, чтобы примирить вас.